Ты говоришь: один, и грязная посуда.
Ты говоришь: устал, ты говоришь: звонил.
От унижений горьких я остыл —
Мне всё равно, и не свершится чудо.
Ты сам себя поставил в стороне.
Росу с земли не возвратить на стебель.
С твоих ладоней я скатился. В небо
Мне не упасть. И я лечу к земле.
В полете мне легко не быть сентиментальным
Забыть обиды, ложь и нелюбовь;
Усталую голубизну снегов
Последних наших лет. Опущенной вуалью
Тебя всегда слепила близость подлецов.
От лести их наполнился мышами
Не только некогда уютный дом, но и душа —
Ты стал Художником, но ты не стал отцом.
Я очень резок. Но летя на землю,
Мне рвут глаза на слезы облака,
Исчезло сердце, отнялась рука,
И я дипломатичность не приемлю.
Жизнь — перевертыш. Может быть, для всех
Кровавый след февральский на асфальте
Рассветом страстным загорится в марте,
И падал вниз я, улетая вверх.
Сегодня ты в зените. И друзья
Голодной сворой топчут твой питомник.
Ты очень занят и тебе не вспомнить,
Как в небо превращается земля.
И только в редкую минуту пересуда,
В час ссоры, в день беды, оставшийся один,
Ты говоришь, что долго мне звонил,
И так устал. И грязная посуда.